Песок под ногами стал плотнее. Дом, в котором я живу, стоит на деревянных сваях. Да и сам он из дерева. Только у широкой лестницы, ведущей на открытую веранду, лежит огромный камень. Он был здесь еще до того, как я пришел и останется после того, как я уйду. Я сделал на нем гравировку в виде древнего знака солнца, что по латышскому фольклору является символом вечного движения и жизни.
Гус ткнулся мокрым носом в руку и вопросительно наклонил голову вбок.
"Мы идем? Идем или нет?"
Сумка приятно оттягивала плечо. С детства я привык все самые нужные вещи носить с собой. В том числе и документы, которые доказывают мое существование.
Кто-то однажды заметил, что если меня ограбят, то получат не только сумку с простым хламом, но и целую человеческую жизнь. Может быть это и правда, но за столько лет, что она провисела на моем плече, никто из подворотной братии так и не решился со мной связаться. Что взять с парня, гуляющего с собакой?.)Я спрятал ключи от дома в боковой карман, достал плеер и надел наушники.
До города было около двух часов пути нашим прогулочным шагом, но сегодня мы попробуем пройти это расстояние немного быстрее. Иначе уже не успеем вернуться обратно. Гус потрусил вперед, время от времени оглядываясь посмотреть, не передумал ли я.
- Да приятель, твой двуногий друг - домосед, каких еще поискать.
Я махнул ему рукой и чуть ускорил шаг.
Последний раз, когда я выбирался в город, мне крупно не повезло. Хотя я не назвал бы это такой уж сильной неудачей, скорее неприятное стечение обстоятельств. Последствие которого затянулось на долгих три месяца.
Куда бы ты ни направлялся, ты встретишь того, кого должен будешь встретить. Так или иначе.читать дальшеОстановившись в пабе на окраине Мастафа, я даже не догадывался, кого там для меня припрятала судьба.
Я сидел за столом, пропитанным маслом, от чего его деревянный узор казался мне медно-золотым, и спокойно потягивал светлое пиво. Гус устроился рядом, привалившись горячим боком к ноге. Мы оба с интересом разглядывали людей в зале - мы не так часто их видим, чтобы упускать эту возможность. До меня долетали обрывки разговоров и незначительных сплетен.
С правой стороны от входа за высоким столиком сидели двое молодых людей, создающих впечатление полных противоположностей друг друга. У одного были тонкие черты лица, словно вырезанные на загорелой коже; черные, наполненные колючей проволокой, глаза; жадный взгляд. Такие, как он, обычно ищут интриги и если не находят, то начинают сами их плести. Ради выгоды, ради удовольствия и просто так. Худой, одетый в белую льняную рубашку и синие джинсы, чисто выбритый и свежий. Его темно-каштановые волосы были убраны назад и стянуты в тугой хвост на затылке. Одна блестящая прядь то и дело выбивалась и спадала на высокий лоб. Тогда к лицу поднималась узкая ладонь с длинными, узловатыми пальцами и убирала ее. Жест быстрый и резкий, чуть раздраженный. Мужчина нервничал, больше наблюдая за таймером на своем мобильном, чем за собеседником. Тот напротив, сидел, расслабившись, почти развалившись на жестком барном стуле, и курил. Он был старше, и крупнее. Грубая одежда и грубое лицо, блестящее от кожного жира. Мужчина не следил за собой, но золотой перстень-печать на указательном пальце руки, сжимающей сигарету, говорил о том, что человек не так прост. Он что-то медленно рассказывал, затихая в конце каждого предложения, поэтому было трудно понять смысл. Если честно, меня раздражает такая манера разговора. Я поймал себя на том, что постепенно начинаю все больше и больше хмурить брови, пытаясь разобрать булькающие слова. Как жаль, что я не Густав и у меня нет собачьего слуха. Про себя я решил называть их Худой и Грузный. Можно было бы, конечно, сказать красивый и не очень, но это было бы правдой только, если слово "не очень" повторить несколько раз.
- Где она? - вдруг перебил Худой. Видимо, терпение его было на исходе.
- Вы куда-то торопитесь? Она придет. Вы разве не знали, что лисы не пунктуальны?
Я так понял, что они говорили о женщине. О женщине, которая сильно задерживается.
- Мое время утекает водой в песок. Я прибыл в эту дыру не для того, чтобы сидеть и ждать.
У него был очень приятный акцент и голос в целом. Он чуть растягивал букву "р", катая ее на языке под небом. Тембр совсем не сочетался с его холодноватой и острой внешностью. В моем представлении голос у такого человека должен был быть ниже и менее насыщен интонационными цветами.
Грузный вытянул руки перед собой в примиряющем жесте и продолжил что-то говорить. Гус вдруг дернулся и подался вперед, уши на его макушке поднялись.
- Что случилось? - я проследил за его внимательным взглядом, - Ты кого-то узнал?
В зал вошла невысокая женщина в легком платье приглушенно-зеленого цвета. Она остановилась вполоборота, немного помедлила и шагнула к столику, за которым сидели мужчины. Ее профиль показался мне смутно знакомым. Рыжие косы спускались до талии, перетянутой широким черным шарфом. Она села спиной к стене и я, наконец, смог рассмотреть ее лицо, улыбку и ямочку на щеке.
Я поспешно опустил голову и предупреждающе положил руку своему псу на загривок. Мне бы хотелось, чтобы сейчас мы оказались как можно дальше от этого места, но возможности сбежать по-тихому не представлялось. Они сидели у самого входа и, чтобы выйти, мне бы пришлось продефилировать прямо перед ее глазами. Вряд ли она сделает вид, что не заметила. Это было бы самым большим подарком...
Ее звали Йотль. И она была самой ревнивой и склочной женщиной на свете, после моей матери, конечно. Во времена, когда мы встречались и крутили амура за крылья, у меня дома начиналась третья мировая война. Мать ревновала меня к любимой девушке, любимая девушка - к матери. Они были очень похожи.
Когда мы оставались наедине наши разговоры неудержимо скатывались к любви. Точнее к ее отсутствию. Если человеку долго повторять одну и ту же мысль, даже если эта мысль отметается, как неправда, то вероятнее всего, он сдастся. Так и я сделал. Сразу после того как я сдался, сказал ей "да, дорогая, я не люблю тебя, только замолчи", я узнал, что рамки с фотографиями умеют летать. И насколько сильно женщина должна сжимать зубы, чтобы оставить их отпечаток на коже навсегда. Она была дикой, правда. В каком-то смысле она оставила на мне свою метку.)
На самом деле я сидел, чувствуя, как будто кто-то в дальнем конце зала целится мне в висок.
Спустя два часа, когда на улице уже потемнело, они начали собираться. Молодой человек, которого я называл Худым, расплатился за счет и вышел из паба первым, его напарник допил одним глотком сидр, наклонился к Йотль, что-то ей прошептал и последовал за ним. Но моя рыжая ведьма не спешила уходить, она задумчиво сидела на прежнем месте и катала по столу орешек-фисташку. Я задержал дыхание, жизнь тихая и размеренная готова была кануть в Лету. Кажется, мы встречались больше шести лет назад, но я почувствовал, что ничуть не изменился с тех пор. Гус устало заскулил за моей спиной. Пес был изгнан за стул, чтобы не привлекать внимания.
- Мне нужно, чтобы ты еще чуть-чуть потерпел, дружище. Ты же не хочешь, чтобы она снова оставляла тебя спать на улице?
Йотль поднялась и потянулась, заведя руки за голову.
- Ты специально меня игнорируешь?
Густав высунул любопытную морду из-за стула, а я попытался стать прозрачным.
- Цесис! Ты меня игнорируешь?!
- Йотль... какая встреча - протянул я.